Этическая мысль

Комментариев нет »

Предлагаемая подборка стихов, возможно, является не самой лучшей, специалист-литературовед мог бы предложить более со¬вершенный ее вариант. И все-таки в нравственном плане она поучительна. Поэтические произведения, конечно, нельзя препари¬ровать на отдельные суждения, они ценны общим пафосом, настроением. И тем поразительней, насколько глубоко они прони¬кают в мир моральных отношений. Ключ к пониманию мораль¬ной раздвоенности личности заключен в ее отчужденности от общества. Эта научная истина находит художественное подтверж¬дение. Конфликт внутридушевных сил человека поэтами разных эпох расшифровывался в его историческом, культурном содержа¬нии, как результат столкновения различных социальных ценно¬стей («закона богов» и воли властителя в случае Антигоны Софок¬ла), противоречия индивида с другими людьми («в очах людей читаю я страницы злобы и порока»,— утверждается в «Пророке» М. Ю. Лермонтова), трудностей сочетания индивидуальности и коллективности («уйти в себя»,— пишет М. Цветаева и, словно бы возражая ей, Б. Пастернак говорит: «Мне к людям хочется, в толпу»).

Поэзия схожа с философской этикой и в том отношении, что она далека от того, чтобы воспевать моральную расколотость человека. Она понимает трагизм этой ситуации и ищет пути восстановления внутренней гармонии, целостности личности:

Неужели я снова увижу себя целостным,

Я — чаша, тысячекратно раздробленная?

Г. Нарекаци
ИЗ ТРАГЕДИИ «АНТИГОНА»

Хор.

Много есть чудес на свете,

Человек — их всех чудесней.

Мысли его — они ветра быстрее;

Речи своей научился он сам;

Грады он строит и стрел избегает,’

Колких морозов и шумных дождей;

Все он умеет; от всякой напасти Верное средство себе он нашел.

Знает лекарства он против болезней,

Но лишь почует он близость Аида,

Как понапрасну на помощь зовет.

Хитрость его и во сне не приснится;

Это искусство толкает его

То ко благим, то к позорным деяньям.

Если почтит он законы страны,

Если в суде его будут решенья Правыми, как он богами, клялся,—

Неколебим его город; но если Путь его гнусен — ни в сердце мое,

Ни к очагу он допущен не будет…

То бессмертных ли знак? Я с сомненьем

борюсь,

Я ее узнаю — как могу я сказать,

Что она — не дитя Антигона?

Злополучная ты!

О Эдипа, отца злополучного, дочь!

Что случилось с тобой? Иль преступница ты? Преступила ль царевы законы И в безумье то дело свершила?

Чтить мертвых — дело благочестья. Но власть стоящего у власти Переступать нельзя: сгубил Тебя порыв твой своевольный.

Антигона.

Я соблюла закон, тебя почтила,

Меня ж назвал преступницей Креонт И нечестивой, о мой брат родимый!

И вот меня схватили и ведут,

Безбрачную, без свадебных напевов, Младенца не кормившую. Одна, Несчастная, лишенная друзей,

Живая ухожу в обитель мертвых.

Какой богов закон я преступила?

Зачем — несчастной — обращать мне взоры К богам, их звать на помощь, если я Безбожной названа за благочестье?

Я, пострадав, могу, богам в угоду, Признать вину, но коль ошиблись боги,

Не меньше пусть они потерпят зла,

Чем я сейчас терплю от них неправды.

Хор.

Не стихает жестокая буря в душе Этой девы — бушуют порывы!

Софокл. Трагедии. М., 1958, с. 159, 160, 180, 181, 182.
Доведется ль увидеть мне

Искореженное суденышко плоти моей обновленным? Доведется ль увидеть мне Погибший ковчег души моей возрожденным? Доведется ль себя увидеть.

Отдаленного неодолимою дальностью от Тебя, Снова с Тобою соединенным?

Доведется ль увидеть свой лик,

Перекошенный мукою мук.

Неомраченным, ясным?

Доведется ль увидеть образ естества моего, Разграбленного, разваленного,

Сохранным и радостным?

Доведется ль мне, бесприютному,

Увидеть себя в скинии восстановленной? Доведется ль мне, всегдашнему узнику, Надышаться свободою подлинной?

Могу ли я, наконец, надеяться,

Что исцелюсь и воспряну Соизволеньем Твоим,

Лучи милосердия льющим?

Неужели увижу все-таки Себя, изгоревавшегося.

Снова ликующим?

Неужели звуки рыдания Смягчит и даже совсем заглушит Долгожданная весть добрая?

Неужели я снова увижу себя целостным,

Я — чаша, тысячекратно раздробленная?

Неужели увижу сквозь окна очей разума Истребленными все мои обязательства долговые? Неужели не станет последний день скорби моей Дверью, распахнутой в дни благие?

Неужели в тот день меня поведет На праздник Твоя десница?

Неужели распавшиеся кости мои оживут,—

Как это пророк обещал,—

И смогут соединиться?

Неужели я увижу Твой храм,—

О чем мечтал Иона во чреве кита,—

Я, напрочь отсекшийся от благочестия,

Стоящий в стыде пред Тобою?

Неужели грядет восход для меня,

Возросшего в безрассветной тьме И уже совместившегося с тьмою?

Неужели случится и мне,

Страждущему от стужи душевной,